lempi | (no subject)

Наконец, на фесте закончились очередные Хвосты, в которым висели два моих текста.

№1.

Из серии "Восьмилучевая звезда и другие геральдические звери".

Кольцо и кинжал.

Мой отец сломлен. Я вижу это в каждом его жесте. Он садится на трон, запрокинув голову, на которой покоится серебряный венец с едва заметной вмятинкой. Он не стал выправлять ее.
— Пусть будет, — сказал он мне, поглаживая тонкий обод. — Пусть будет так, пока он не придет обратно.
Отец не захотел исправить венец сам, и не доверил это никому другому; мы надеялись вопреки всему, что король вернется, хоть он и ушел на верную смерть.
И я знаю, кто повинен в этом.

Я тихо ступаю по коридору. Мне известен тут каждый поворот и трещинка на полу, и я уверена, что никто не услышит моих шагов. Крепко, до судорог, сжимаю в правой руке кинжал. Я знаю, куда надо бить, прицельно и наверняка; отец учил меня сражаться, хоть мне ни разу и не довелось выйти на поле битвы.
Тенью я проскальзываю в темные покои и резко замахиваюсь. Мгновенно сильные пальцы жестко хватают меня за запястье. Он скользнул в сторону одним неуловимым движением и теперь выворачивает мне руку, вынуждая бросить оружие. На глазах от боли выступают слезы.
Наконец пальцы разжимаются, и кинжал звонко ударяется о плиты пола. Он отшвыривает меня на кушетку так, что из глаз сыпятся искры, и поднимает кинжал.
Пока он зажигает свечи, я пытаюсь отдышаться и ругаю себя за глупость. Мне сразу должно было быть ясно, что из этой затеи ничего не выйдет.
Куруфин смотрит только на кинжал, как будто меня тут и нет, и я замечаю странное выражение на его лице. Неужели страх?.. Он поднимает голову, и я понимаю, что ошиблась.
— Не думал, что у тебя хватит на подобное смелости, — холодно говорит он. — Оказывается, телерийская кровь не до конца переборола наследие нолдор.
На руке точно будут синяки.
— Ты! Смеешь говорить такое, предатель… братоубийца! — я выплевываю эти слова, холодея от злости.
Куруфин с видимым удовольствием проводит пальцем по кромке кинжала.
— Среди телери не было моих родичей. Чего не скажешь о тебе… Но ты же переступила через них и пришла сюда, верно? — каждое слово было звонкой пощечиной. — А теперь явилась с кинжалом ко мне, хотя мы, как я теперь точно вижу, родственники, — он скривился. — Убирайся.
Я осторожно поднимаюсь с кушетки. От повреждения спины меня спасло только то, что упала я на мягкие подушки. Швырни меня Куруфин на пол — и мне пришлось бы потом провести немало времени под присмотром лекарей.
— Верни мне кинжал, — тусклым голосом говорю я. — Он принадлежал королю, значит, мой по праву. Отдай.
И тут я поняла, что за странное выражение было на его лице. Нежность.
— Он не твой, — Куруфин слегка покачал оружие в пальцах, наблюдая за бликами камней в рукояти. — Он останется у того, кто его создал.
В глубине его глаз плескалось безумие.
— Было бы нелепо погибнуть от собственноручно выкованного кинжала, тебе не кажется?

Моя дочь сломлена. Я вижу это в каждом ее жесте, повороте головы, изгибе губ.
И я знаю, кто повинен в этом.

№2.

Первая Эпоха, АУ-перевертыш: единственный из Валар оставшийся верным Замыслу Эру Мелькор, темная Мелиан в Белерианде, темные Валар за морем.

(Помню, что ассоциация Лютиэн — Саломея пришла ко мне в берлинской галерее и уже не отпускала. Пришлось писать).

История эта произошла в стародавние времена, такие, кто никто уже и не упомнит, когда это было точно, и было ли. Земель тех уже нет и в помине, и кое-кто поговаривает, что не бывало их никогда, а все это — детские сказки для юных эльфов, которые нынче и не знают, что такое горести да печали.
А я скажу так: если и не было той истории, и вся она выдумка от первого до последнего слова, то в выдумке этой больше жизни, чем в иных летописях.
Слушайте же Лэ о Лейтиан, и не спешите называть ее сказкой.

***

Было это тогда, когда за Морем в темной твердыне ужаса Валмаре еще жили падшие Айнур. Велико было их могущество и власть; и злоба их была велика. Самую большую ненависть питали они к Мелькору, единственному Вале, кто остался верен Эру. Но Мелькор был силен и славен, многим одарил его Творец Арды, и до поры ему удавалось противостоять Искажению, исток которого был за Морем.
Когда на востоке пробудились первые дети Эру, квенди, в Средиземье было неспокойно, ибо из-за Моря часто наведывался Темный Всадник, разъезжая по бескрайним равнинам и сея ужас. И если квенди забредали куда-то поодиночке, они пропадали и не возвращались; и говорили, что Темный Охотник поймал их. И в древних песнях еще поется о Черном всаднике на диком коне, который преследовал эльфов.
И вышло так, что когда Мелькор первый раз появился среди квенди, они испугались и разбежались. Но те, кто нашел мужество остаться, узрели, что Великий Всадник — не призрак из Тьмы, и Светом было озарено его лицо. Квенди потянулись к нему; и он учил их, и рассказывал об Эру и об устройстве мира. Мелькор призвал их на север, к своим твердыням, где мог бы он защитить квенди и одарить Светом, который лился в мир с чудесных Древ.
И квенди двинулись в путь; но не все из них дошли до прекрасных врат Мелькорова града. Ибо Эльвэ, один из тех, кто видел чертоги Мелькора и призвал идти туда, в пути на север встретил Мелиан, что была из темных майар. Велика была ее сила, пришла Мелиан из-за Моря, чтобы всячески мешать Мелькору в его делах и трудах. Пали на Эльвэ ее недобрые чары, и он забыл, околдованный, куда намеревался идти. Вместе с ним попал под власть Мелиан и его народ, синдар. И были они злейшими врагами Мелькора, пока власть Мелиан простиралась над ними.
У Эльвэ и Мелиан родилась дочь. Ее нарекли Лютиэн; она унаследовала дар недобрых чар матери и ее колдовскую красоту. Несмотря на злую душу, была она прекраснейшей из живущих в Арде, ибо дар майар давал ей власть на телесным. Танцы ее завораживали, а песни оплетали сердца незримыми нитями; и владычество Мелиан над синдар с появлением дочери усилилось.
Текли годы, омраченные вечным противостоянием между Мелькором и падшими Айну, и не последнюю роль играла в этой войне Мелиан. Текли годы; и однажды во владения Мелиан забрел странник. Он узрел танцующую Лютиэн, чьи глаза и волосы были темны, как ночные тени, и как когда-то Эльвэ был зачарован Мелиан, позабыл обо всем и странник, увидев Лютиэн.
Знала она, что любой, увидевший ее, уже никогда не забудет, но смеялась над странником, молившим о ласковом взгляде. Долго просил он ее о милости и чести стать ему спутницей; и придумала Лютиэн отвести его к матери, чтобы та решила, что делать с их новым вечным слугой.
Странник был высок, силен и красив; но был он из людей, вторых детей Эру, которым ни дана ни долгая жизнь, ни красота, ни сила эльфов. Мелиан лишь посмеялась над его просьбой о руке Лютиэн, и молвила, что дочери ее не пара никто из синдар, а уж человек тем паче. Но злоба в сердце Мелиан никогда не дремала; и самый черный замысел из всех, что у нее когда-либо был, родился в ее груди. Сказала она страннику, что должен он пройти испытание и принести свадебный выкуп. Если выполнит он условие, даст ему Мелиан позволение жениться на ее дочери, буде она сама того пожелает.
И сказала она, чего желает. Побледнел странник и отшатнулся; но крепки были чары Лютиэн, и мысль о ней заставила его согласиться; в безнадежный путь отправился он, в твердыню Мелькора по слову Мелиан, которое, он знал, ему никогда не исполнить.
Но случилось одно из тех чудес, на которые так богат промысел Эру; и будто молния пронзила сердце Лютиэн, и поняла она, что дорог ей этот странник. Вопреки материнской воле пошла она вслед за ним, чтобы ему помочь.
Вместе достигли они Северного города, белоснежные шпили которого вздымались в небеса. Вышло так, что они пришли туда в час, когда сияла луна, и во дворце Мелькора был Праздник Полнолуния. Квенди веселились и радовались, а на стенах стояли зоркие стражи, и ворота были накрепко заперты. Но Лютиэн своей силой зачаровала воинов у ворот, и вошла вместе со своим возлюбленным в город.
Платье ее было голубым, а плащ усеян золотыми цветами. Ноги ее были словно из серебра, словно белые птицы, и все квенди оборачивались, чтобы еще раз взглянуть на нее.
Так пришли они во дворец Мелькора, где он со своими майар и королями эльфов сидел за пиршественным столом. Пили они дивные вина — одно было пурпурным, как мантия самого Валы, другое желтым, как золото, а третье красным, как кровь.
Смело подошла к изукрашенному столу Лютиэн, уверенная в своей власти, и взглянула в глава Мелькору. Молвила она, что пришла танцевать для светлого Валы на Празднике Полной Луны. И кивнул он согласно, удивленный ее красотой.
Начала Лютиэн колдовской танец, и так сильно было его очарование, что все застыли, не в силах отвести от нее глаз, а когда кончился танец, показалось им, что мир стал грустен и пуст. Такова была сила Лютиэн, дочери темной майя.
И стали ее упрашивать, чтобы вновь станцевала она, но отказывалась Лютиэн, покуда сам Мелькор не попросил ее об этом. Тогда спросила она, даст ли ей Вала все, что она пожелает получить за свой танец. Все пообещал ей Мелькор, и спросила Лютиэн, клянется ли в этом Вала. И поклялся он словом Валар нерушимым дать ей все, что она захочет, не ведая, что она не из светлых эльфов, а дочь врагов его злейших.
И вновь начался танец Лютиэн, и был он прекраснее прежнего, и чары в нем были стократ сильнее. И когда закончился он, захотела Лютиэн, чтобы Мелькор исполнил свою клятву. Велела она, чтобы на серебряном блюде принесли ей голову Финвэ, короля нолдор, вернейшего друга Мелькора; ибо таков был замысел темной Мелиан, и такой она назначила свадебный дар. Побледнели все и замерли в ужасе, не ведая, как такое могла потребовать дева прекрасная, как снежная лилия.
Повествует легенда об их разговоре и о том, как Мелькор пытался отговорить Лютиэн от страшного желания. Так рассказывали эту историю в незапамятные времена, и так же расскажу ее я, не добавив и не убавив ни единого слова.
Говорит легенда, что долог был их разговор и ни единого звука не было вокруг, пока беседовала Лютиэн со светлым Валой.

— Ты поклялся, Мелькор. Не забудь, ты поклялся.
— Я знаю. Я поклялся Эру, я хорошо это знаю. И все же, я умоляю тебя, проси у меня чего-нибудь другого. Но не проси у меня то, чего ты просишь.
— Я прошу у тебя голову Финвэ.
— Нет, нет, я не хочу.
— Ты поклялся, Мелькор.
— Надо быть разумной, не правда ли? Так не проси же у меня этого. Это чудовищно, это ужасно просить у меня такого. Я думаю, ты это не серьезно. Какое удовольствие может это тебе доставить? Нет, нет, ты этого не хочешь... Послушай меня. У меня есть рубин, большой круглый рубин, который сделал старший сын Финвэ. Если ты посмотришь сквозь этот рубин, ты увидишь вещи, происходящие на громадном отдалении. Не правда ли, тебе хочется этого? Пожелай, и я его тебе дам.
— Я прошу голову Финвэ.
— Ты не слушаешь меня, ты не слушаешь меня. Дай же мне сказать.
— Голову Финвэ.
— Нет, нет, ты не хочешь этого. Ты говоришь так только, чтобы помучить меня, потому что я так долго смотрел на тебя. Но я больше не буду этого делать. Ты знаешь моих павлинов, моих красивых белых павлинов, что гуляют в саду? У них золотые клювы, и зерна, которые они клюют, золотые, и их ноги пурпурно-красные. Когда они кричат, идет дождь, когда они распускают свой хвост, на небе показывается луна. На свете нет больше таких чудесных птиц. Я дам тебе пятьдесят таких павлинов. Они будут всюду следовать за тобой, и ты будешь среди них, как луна в большом белом облаке. Я отдам тебе всех, всю сотню. Только освободи меня от моего слова и не проси у меня того, что ты у меня просила.
— Дай мне голову Финвэ.
— Вот видишь, ты не слушаешь меня. Послушай. У меня есть драгоценности. У меня есть ожерелье из четырех рядов жемчуга. Можно подумать, что это луны, нанизанные на серебряные лучи. У меня есть аметисты двух пород. Одни черные, как вино, другие красные, как вино с водою. У меня есть желтые топазы, как глаза тигров, и розовые топазы, как глаза голубей, и зеленые топазы, как глаза кошек. У меня есть опалы, которые всегда светятся очень холодным пламенем. У меня есть лунные камни, которые меняются, когда меняется луна, и бледнеют, когда они видят солнце. У меня есть сапфиры, синие, как цветы. В них волнуется море, и луна никогда не мутит синевы их волн. В ларчике из перламутра у меня есть три чудесных бирюзы. Что же ты хочешь? Скажи мне, что ты хочешь, и я дам тебе это! Я дам тебе все, что имею, кроме одной жизни.

Сказано в Лейтиан, что не смог Мелькор убедить Лютиэн. Не в силах он был нарушить великую клятву; но и обречь невинного смерти Вала тоже не мог. И тогда Мелькор предложил взамен отправиться с ней, куда она пожелает, и служить ей.
Возликовала Лютиэн, ибо и в мыслях у нее не было, что может светлый Вала сам отдать себя в ее руки. И привели они Мелькора во владения Мелиан, и понял он, что попал в ловушку Тьмы. Прибыл вновь из-за Моря Черный Всадник и заковал Мелькора в крепкие тяжелые цепи, скрепленные заклятьями. Так он отвез его, скованного, в мрачный Валмар, и хотя у падших Айнур не хватило сил развоплотить Мелькора, они смогли запереть его.
А в Северном городе квенди готовились к величайшему походу, чтобы ударить по силам Зла и вызволить Мелькора. И повели их войной Финвэ и сыновья его.

Я расскажу вам завтра, что повествует об этой войне вторая часть Лэ о Лейтиан, Песни освобождения от оков.